Том 6. Пьесы 1901-1906 - Страница 137

137

Татьяна (входит с правой стороны). А, директор… торопитесь? (Кричит Синцову.) Матвей Николаевич, здравствуйте!

Синцов (ласково). Добрый день! Как чувствуете себя? Не устали, нет?

Татьяна. Нет, спасибо. Руки болят от весел…Идете на службу? Я вас провожу до калитки. Знаете, что я вам хочу сказать?

Синцов. Нет, разумеется.

Татьяна (идет рядом с Синцовым). Во всем, что вы вчера говорили, много ума, но еще больше — чего-то эмоционального, преднамеренного… Есть речи, которые более убедительны тогда, когда в них мало чувства… (Не слышно, что говорят.)

Михаил. Извольте видеть, какая ситуация! Служащий ваш, которого вы оборвали за дерзость, фамильярничает на ваших глазах с женой брата вашего компаньона… Брат — пьяница, жена — актриса. И на кой черт они сюда приехали? Неизвестно!..

Николай. Странная женщина. Красива, умеет одеваться, так соблазнительна — и, кажется, устраивает роман с нищим. Эксцентрично, но глупо.

Михаил (с иронией). Это демократизм. Она, видишь ли, дочь сельской учительницы и говорит, что ее всегда тянет к простым людям… Черт меня дернул связаться с этими помещиками…

Николай. Ну, положим, это неплохо, хозяин дела — ты.

Михаил. Буду! Но еще не хозяин…

Николай. Я думаю, она очень доступна… кажется — чувственная.

Михаил. Этот либерал — спать лег там, что ли?.. Нет, Россия нежизнеспособна, говорю я!.. Люди сбиты с толку, никто не в состоянии точно определить свое место, все бродят, мечтают, говорят… Правительство кучка каких-то обалдевших людей… злые, глупые, они ничего не понимают, ничего не умеют делать…

Татьяна (возвращается). Кричите?.. Все почему-то начинают кричать…

Аграфена. Михаил Васильевич, вас просят Захар Иванович.

Михаил (идет, не дослушав). Наконец!

Татьяна (садится к столу). Почему он такой возбужденный?

Николай. Полагаю, вам это не интересно.

Татьяна (спокойно). Он мне напоминает одного полицейского. У нас в Костроме часто дежурил на сцене полицейский… такой длинный, с вытаращенными глазами.

Николай. Не вижу сходства с братом.

Татьяна. Я говорю не о внешнем сходстве…Он, полицейский, тоже всегда торопился куда-то, он не ходил, а бегал, не курил, а как-то задыхался дымом; казалось, он не живет, а прыгает, кувыркается, стараясь поскорее достичь чего-то… а чего — он не знал.

Николай. Вы думаете — не знал?

Татьяна. Я уверена. Когда у человека есть ясная цель, он идет спокойно. А этот торопился. И торопливость была особенная — она хлестала его изнутри, и он бежал, бежал, мешая себе и другим. Он не был жаден, узко жаден… он только жадно хотел скорее сделать все, что нужно, оттолкнуть от себя все обязанности — и обязанность брать взятки в том числе. Взятки он не брал, а хватал, — схватит, заторопится и забудет сказать спасибо… Наконец он подвернулся под лошадей, и они его убили.

Николай. Вы хотите сказать, что энергия брата бесцельна?

Татьяна. Да? Так вышло? Я не хотела этого сказать… Просто он похож на того полицейского…

Николай. Лестного тут мало для брата.

Татьяна. Я не собиралась говорить о нем лестно…

Николай. Вы оригинально кокетничаете.

Татьяна. Да?

Николай. Но — невесело.

Татьяна (спокойно). Разве есть женщины, которым с вами весело?

Николай. Ого!

Полина (идет). Сегодня у нас все как-то не клеится. Никто не завтракает, все раздражены… Точно не выспались. Надя рано утром ушла с Клеопатрой Петровной в лес за грибами… Я вчера просила ее не делать этого… О, боже… трудно становится жить!

Татьяна. Ты много кушаешь…

Полина. Таня, зачем этот тон? Ты ненормально относишься к людям…

Татьяна. Разве?

Полина. Легко быть спокойной, когда у тебя ничего нет и ты свободна! А вот когда около тебя кормятся тысяча людей… это не шутка!

Татьяна. Ты брось, не корми их, пусть они сами живут, как хотят… Отдай им все — завод, землю — и успокойся.

Николай (закуривая). Это вы — из какой пьесы?

Полина. Зачем так говорить, Таня? Не понимаю! Ты бы видела, как расстроен Захар… Мы решили закрыть завод на время, пока рабочие успокоятся. Но ты подумай, как это тяжело! Сотни людей останутся без работы. А у них дети… ужасно!

Татьяна. Так не закрывайте, если ужасно… Зачем же делать неприятности самим себе?

Полина. Ах, Таня, ты раздражаешь! Если мы не закроем — рабочие сделают стачку, и это будет еще хуже.

Татьяна. Что будет хуже?

Полина. Все вообще… Не можем же мы уступать всем их требованиям? И, наконец, это совсем не их требования, а просто социалисты научили их, они и кричат… (Горячо.) Этого я не понимаю! За границей социализм на своем месте и действует открыто… А у нас, в России, его нашептывают рабочим из-за углов, совершенно не понимая, что в монархическом государстве это неуместно!.. Нам нужна конституция, а совсем не это… Как вы думаете, Николай Васильевич?

Николай (усмехаясь). Несколько иначе. Социализм очень опасное явление. И в стране, где нет самостоятельной, так сказать, расовой философии, где всё хватают со стороны и на лету, там он должен найти для себя почву… Мы люди крайностей… вот наша болезнь.

Полина. Это очень верно! Да, мы люди крайностей.

Татьяна (вставая). Особенно ты и твой муж. Или вот товарищ прокурора…

Полина. Ты не знаешь, Таня… а Захара считают одним из красных в губернии!

137